<< Вернуться

Произведение: Из "Записок, в России цензурой не пропущенных"
Литературный портал: lit-classic.ru




     А. С. Грибоедов, знаменитый автор  комедии  "Горе  от  ума",  служил  в
продолжение довольно долгого времени при А. П. Ермолове, который любил  его,
как  сына.  Оценяя  литературные  дарования  Грибоедова,  но  находя  в  нем
недостаток способностей для  служебной  деятельности  или,  вернее,  слишком
малое  усердие  и  нелюбовь   к   служебным   делам,   Ермолов   давал   ему
продолжительные отпуска, что, как известно, он не любил делать  относительно
чиновников, не лишенных дарования и рвения. Вскоре после события 14  декабря
Ермолов получил высочайшее повеление арестовать Грибоедова и,  захватив  все
его бумаги,  доставить  с  курьером  в  Петербург;  это  повеление  настигло
Ермолова во время следования его с отрядом из Червленной в Грозную. Ермолов,
желая спасти Грибоедова, дал ему время и возможность уничтожить многое,  что
могло более или менее подвергнуть его беде. Ермолов, Вельяминов, Грибоедов и
известный шелковод А. Ф. Ребров находились в средине  декабря  1825  года  в
Екатеринодаре; {1} отобедав у  Ермолова,  для  которого,  равно  как  и  для
Вельяминова, была отведена квартира в доме казачьего полковника, они сели за
карточный стол. Грибоедов, идя рядом с Ребровым  к  столу,  сказал  ему:  "В
настоящую  минуту  идет  в  Петербурге  страшная  поножовщина";  это  крайне
встревожило Реброва, который рассказал это Ермолову лишь  два  года  спустя.
Ермолов, отправляя обвиненного с преданным  ему  фельдъегерем  в  Петербург,
простер свою заботливость о Грибоедове до  того,  что  приказал  фельдъегерю
остановиться на некоторое время в Владикавказе, где надлежало захватить  два
чемодана, принадлежавшие автору "Горя от ума". Фельдъегерь  получил  строгое
приказание дать Грибоедову возможность и время, разобрав заключавшиеся в них
бумаги, уничтожить  все  то,  что  могло  послужить  к  его  обвинению.  Это
приказание было в точности исполнено, и  Грибоедов  подвергся  в  Петербурге
лишь  непродолжительному  заключению.  Все  подробности  были  мне  сообщены
Талызиным,  Митенкой,  самим  фельдъегерем  и  некоторыми  другими   лицами.
Грибоедов, предупрежденный обо всем адъютантом Ермолова Талызиным, сжег  все
бумаги подозрительного содержания. Спустя несколько часов послан был  в  его
квартиру  подполковник  Мищенко  для  произведения  обыска   и   арестования
Грибоедова, но он, исполняя второе, нашел лишь груду золы, свидетельствующую
о том, что Грибоедов  принял  все  необходимые  для  своего  спасения  меры.
Ермолов простер свою, можно сказать отеческую, заботливость о Грибоедове  до
того,  что  ходатайствовал  о  нем  у  военного  министра  Татищева.   После
непродолжительного содержания в Петербурге, в Главном штабе,  Грибоедов  был
выпущен, награжден чином и вновь  прислан  на  Кавказ.  С  этого  времени  в
Грибоедове, которого мы до того времени любили как острого,  благородного  и
талантливого товарища, совершилась неимоверная перемена.  Заглушив  в  своем
сердце чувство признательности к своему благодетелю Ермолову, он,  казалось,
дал в Петербурге обет содействовать правительству к  отысканию  средств  для
обвинения  сего  достойного  мужа,  навлекшего  на  себя  ненависть   нового
государя. Не довольствуясь сочинением приказов и частных писем для Паскевича
(в чем я имею  самые  неопровержимые  доказательства),  он  слишком  коротко
сблизился с Ванькой-Каином {2}, т.  е.  Каргановым,  который  сочинял  самые
подлые доносы на Ермолова. Паскевич, в глазах которого Грибоедов обнаруживал
много столь недостохвального  усердия,  ходатайствовал  о  нем  у  государя.
Грустно было нам всем разочароваться на счет  этого  даровитого  писателя  и
отлично острого человека, который, вскоре после приезда Паскевича в  Грузию,
сказал мне и Шимановскому следующие слова: "Как вы хотите, чтоб этот  дурак,
которого  я  коротко  знаю,  торжествовал  бы  над  одним  из   умнейших   и
благонамереннейших людей в России; верьте, что наш его проведет, и Паскевич,
приехавший еще впопыхах, уедет отсюда  со  срамом".  Вскоре  после  того  он
говорил многим из нас: "Паскевич несносный дурак, одаренный лишь  хитростью,
свойственною хохлам; он  не  имеет  ни  сведений,  ни  сочувствия  ко  всему
прекрасному и возвышенному, но вследствие успехов, на  которые  он  не  имел
никакого права рассчитывать,  будучи  обязан  ими  превосходным  ермоловским
войскам и искусным и отважным Вельяминову и Мадатову,  он  скоро  лишится  и
малого рассудка своего". Но  в  то  же  самое  время  Грибоедов,  терзаемый,
по-видимому, бесом честолюбия, изощрял ум и способности свои для того, чтобы
более и более заслужить расположение Паскевича, который был  ему  двоюродным
братом по жене. Дружба  его  с  презренным  Ванькою-Каином,  который  убедил
Паскевича,  что  Ермолов  хочет  отравить  его,  подавала  повод  к  большим
подозрениям. В справедливом внимании за все достохвальные труды, подъятые на
пользу и  славу  Паскевича,  Грибоедову  было  поручено  доставить  государю
Туркманчайский договор. Проезжая чрез  Москву,  он  сказал  приятелю  своему
Степану Никитичу Бегичеву: "Я вечный злодей Ермолову" {Я это  знаю  от  зятя
моего Дмитрия Никитича Бегичева. (Примеч. Д. В. Давыдова.)}. По  ходатайству
Паскевича Грибоедов  был,  согласно  его  желанию,  назначен  посланником  в
Тегеран, где он погиб жертвою своей неосторожности...
     Предместник Грибоедова в качестве посланника в Персии,  Мазарович,  был
человек  отлично  способный  и  умный;  будучи   медиком,   он,   вследствие
ходатайства  Ермолова,  был  назначен  первым  постоянным  посланником   при
персидском шахе. Грибоедов, состоявший некоторое время при  нем  в  качестве
советника, был  человеком  блестящего  ума,  превосходных  способностей,  но
бесполезный для службы.  Не  зная  никаких  форм,  он  во  время  отсутствия
Мазаровича писал бумаги в Тифлис, где ими возбуждал лишь смех  в  канцелярии
Ермолова.  Однажды  явился  к  Мазаровичу   армянин,   некогда   захваченный
персиянами в плен, бывший  помощником  Манучар-хана,  хранителя  сокровищ  и
любимца шаха, с просьбой исходатайствовать ему позволение возвратиться к нам
в Грузию. Так как это могло дать повод к различным обвинениям, потому что  в
случае пропажи чего-либо наше посольство и армянин были  бы  подозреваемы  в
похищении шаховских сокровищ, Ермолов советовал Мазаровичу убедить  армянина
отказаться  от  своего  намерения.  Грибоедов,  отправленный  к  государю  с
Туркманчайским договором, говорил, не стесняясь, мне, Шимановскому и  весьма
многим: "Паскевич так невыносим, что я не иначе  вернусь  в  Грузию,  как  в
качестве посланника при персидском дворе". Это желание Грибоедова, благодаря
покровительству его нового благодетеля, исполнилось,  но  на  его  пагубу...
Действия этого пылкого и неосмотрительного посланника возбудили  негодование
шаха  и  персиян.  Он  в  лице  шахского  зятя  Аллаяр-хана  нанес  глубокое
оскорбление особе самого шаха. Грибоедов, вопреки советам и предостережениям
одного умного и весьма способного армянина, служившего при  нем  в  качестве
переводчика,  потребовал  выдачи  нескольких  русских  подданных  -  женщин,
находившихся в гареме Аллаяр-хана в  должности  прислужниц.  Это  требование
Грибоедова было, вероятно, предъявлено им вследствие ложного понимания вещей
и с явным намерением доказать свое влияние и могущество у персидского двора.
Хотя шах не мог не видеть в этом нарушение персидских обычаев, но, не  желая
отвечать на требование Грибоедова положительным  отказом,  он  дозволил  ему
взять их самому; посланные в гарем конвойные привели  пленниц  в  посольский
дом. Персияне, видевшие в этом явное неуважение  русских  к  особе  шахского
зятя, к самому шаху и к существующим народным обычаям, взволновались. Вскоре
вспыхнуло возмущение, вероятно, не без одобрения шаха; около сорока  человек
наших было убито, в  том  числе  весьма  много  полезных  лиц;  спасся  один
бесполезный Иван Сергеевич Мальцов и с ним двое людей, вследствие особенного
к нему расположения каких-то персиян,  которые  спрятали  его  в  сундук  на
чердаке. Так как я в то время не находился уже более в Грузии, то я  привожу
здесь подробности, которые мне были сообщены многими лицами,  заслуживающими
доверия. Причину этих действий  Грибоедова  должно,  сколько  мне  известно,
искать в следующем: Грибоедов, невзирая  на  блистательные  дарования  свои,
никогда не принадлежал к числу  так  называемых  деловых  людей;  он  провел
довольно долгое время в Персии, где убедился лишь  в  том,  что  слабость  и
уступчивость с нашей  стороны  могли  внушить  персиянам  много  смелости  и
дерзости, а потому он хотел озадачить их, так сказать,  с  первого  раза.  К
сожалению,  далеко  было  от  уступчивости   до   настоятельных   требований
относительно гаремных прислужниц, некогда взятых в плен во  время  вторжения
персиян в Грузию, что заключало в себе много оскорбительного  для  самолюбия
этого народа. Настойчивость Грибоедова была необходимою во всех тех случаях,
где  надлежало  ему  наблюдать  за  точным  исполнением  важнейших   пунктов
Туркманчайского трактата;  в  прочих  случаях  надо  было  обнаружить  много
ловкости, проницательности и  осторожности,  дабы  не  оскорбить  понапрасну
народной гордости. Грибоедову,  назначенному  посланником  в  Персию,  после
наших счастливых  военных  действий,  было  легче  приобресть  влияние,  чем
Ермолову, отправленному туда в 1817 году. Невзирая на то что этот  последний
прибыл  в  Тегеран  после  обещания,  данного  государем  персидским  послам
возвратить некоторые присоединенные уже к нам области, он выказал  при  этом
случае так много искусства и энергии, что шах отказался от своих требований.
В случае несогласия шаха Ермолов, не могший поддержать  своих  представлений
войском, которого в то время не  было  под  рукой,  нашелся  бы  вынужденным
уступить, что было небезызвестно персиянам. Невзирая на  то  что  сам  принц
Аббас-Мирза явно уже выказывал нам свои неприязненные чувства, Ермолов успел
склонить  шаха  к  уступкам.  Ермолов,  всегда  умевший  выказывать  большое
уважение к обычаям народов, с  коими  ему  приходилось  действовать,  внушил
персиянам высокое к русским уважение, каким мы даже  не  пользовались  после
наших успехов над ними. Мне говорил один  важный  персидский  чиновник,  что
своевременная присылка войск в Грузию предупредила бы  войну  с  персиянами,
коих самонадеянность возросла лишь вследствие убеждения, что  мы  к  ней  не
готовы и что мы  можем  противуставить  их  полчищам  лишь  ничтожные  силы.
Наконец,  самые  действия  умного  и  энергичного  Мазаровича,  никогда   не
раздражавшего  народной  гордости  персиян,  были  весьма  поучительны   для
Грибоедова, который пренебрег, к сожалению, уроками своих  предместников.  Я
полагаю,  что,  вероятно,  существовала  возможность  выручить  пленниц  без
предъявления несвоевременных и оскорбительных  для  персиян  требований;  во
всяком случае надо было приискать средства к их выдаче, не жертвуя для  того
столь многими людьми. Если бы, по причине существующих  обычаев,  невозможно
было этого сделать тотчас, то не следовало явно нарушать обычаев, освященных
веками, и тем возбуждать противу себя жителей, но следовало выждать  удобное
к тому время {3}.
  

                                КОММЕНТАРИИ

                         СЛИСОК УСЛОВНЫХ СОКРАЩЕНИЙ

     АКАК - Акты, собранные Кавказской археографической  комиссией.  Издание
Архива  Главного  управления  наместника  кавказского,   т.   I-X.   Тифлис,
1866-1886.
     Алфавит - Восстание декабристов. Материалы, т. VIII,
     Алфавит декабристов. Л., 1925.
     Арапов - П. Арапов. Летопись русского театра. СПб., 1861.
     Беседы в ОЛРС - "Беседы в Обществе любителей российской словесности при
Московском университете".
     BE - "Вестник Европы".
     ВЛ - "Вопросы литературы".
     Воспоминания - "А. С. Грибоедов  в  воспоминаниях  современников".  М.,
1929.
     ГБЛ - Государственная библиотека им. В. И. Ленина (Москва).  Рукописный
отдел.
     ГИМ - Государственный исторический  музей  (Москва).  Отдел  письменных
источников.
     ГПБ - Государственная Публичная библиотека им. М. Е.  Салтыкова-Щедрина
(Ленинград). Рукописный отдел.
     ГТБТ - "А. С. Грибоедов. Творчество. Биография. Традиции". Л., 1977.
     ИВ - "Исторический вестник".
     ИРЛИ - Институт русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР. Рукописный
отдел.
     ЛП - "Литературное наследство".
     МТ - "Московский телеграф".
     Нечкина - М. В. Нечкина. Грибоедов и декабристы, изд. 3-е. М., 1977.
     ОА - Остафьевскип архив князей Вяземских, т. 1-5. СПб., 1899-1913.
     Пиксанов - Н. К. Пиксанов. Грибоедов.  Исследования  и  характеристики.
Л., 1934.
     Попова - О. И. Попова. Грибоедов-дипломат. М., 1964.
     ПССГ -  Полное  собрание  сочинений  Грибоедова,  т.  I-III.  СПб.-Пг.,
1911-1917.
     РА - "Русский архив".
     РВ - "Русский вестник".
     Ревякин - А. И. Ревякин. Новое об  А.  С.  Грибоедове.  Ученые  записки
Московского педагогического института им. В. П. Потемкина, т.  43,  вып.  4,
1954.
     РЛ - "Русская литература".
     РО - "Русское обозрение".
     PC - "Русская старина".
     СО - "Сын отечества".
     Сочинения - А. С. Грибоедов. Сочинения. М.-Л., 1959.
     СП - "Северная пчела".
     Творческая история - Н. К. Пиксанов. Творческая история "Горя от  ума".
М., 1971.
     ЦГАДА - Центральный государственный архив древних актов (Москва).
     ЦГАЛИ  -  Центральный  государственный  архив  литературы  и  искусства
(Москва).
     ЦГAM - Центральный государственный архив г. Москвы.
     ЦГАОР - Центральный государственный архив Октябрьской революции, высших
органов государственной власти и органов государственного управления СССР.
     ЦГВИА - Центральный государственный военно-исторический архив (Москва).
     ЦГИА - Центральный государственный исторический архив (Ленинград).
     ЦГТМ  -  Центральный  государственный  театральный  музей  им.  А.   А.
Бахрушина (Москва). Рукописный отдел.
     Шостакович - С.  В.  Шостакович.  Дипломатическая  деятельность  А.  С.
Грибоедова. М., 1960.
     Шторм - Георгий Шторм. Потаенный Радищев, изд. 3-е. М., 1974.
     Щеголев - П. Е. Щеголев. А. С.  Грибоедов  и  декабристы  (По  архивным
материалам). С приложением факсимиле дела о Грибоедове. СПб., 1905.

                               Д. В. ДАВЫДОВ

     Давыдов  Денис  Васильевич   (1784-1839),   знаменитый   поэт-партизан,
познакомился с Грибоедовым в Москве в 1823 г. 12 мая итого года  он  сообщал
А. П. Ермолову (своему двоюродному брату): "Я сейчас от вашего Грибоедова, с
которым познакомился по приезде его сюда и каждый день с  ним  вижусь.  Мало
людей более мне по Сердцу, как этот урод ума, чувства, познаний и дарования!
Завтра я еду в деревню и если о ком сожалею, так это  о  нем:  истинно  могу
сказать, что еще не довольно насладился его беседою"  ("Щукинский  сборник",
вып. IX. М., 1910, с. 325). В свою очередь, Грибоедов  писал  о  Давыдове  в
письме к Бегичеву от 4 января 1825 г.: "Дениса Васильевича обнимай и души от
моего имени. Нет, здесь нет эдакой буйной и умной головы, я это всем твержу,
все они, сонливые меланхолики, не стоят выкурки из  его  трубки"  (ПССГ,  т.
III, с. 166). В 1826 г. характер  отношений  Давыдова  с  Грибоедовым  резко
меняется.  Причиной  этого  явилась  позиция,  которую  занял  Грибоедов   в
соперничестве А. П. Ермолова с И. Ф. Паскевичем,  посланным  Николаем  I  на
Кавказ  и  вскоре  сменившим  "проконсула  Кавказа"  на  посту  командующего
Кавказским корпусом и главноуправляющего в Грузии. Для самого  Давыдова  эта
смена была чрезвычайно неприятной. После отставки в 1826 г. он был направлен
на русско-персидский фронт, но, в числе  прочих  "ермоловцев",  находился  в
немилости у Паскевича и вынужден в 1828 г. снова подать в отставку. О вражде
генералов Грибоедов писал 9 декабря 1826 г. С. Бегичеву: "На войну не попал,
потому что и Алексей Петрович туда не попал. А теперь  другого  рода  война.
Два старшие  генерала  ссорятся,  с  подчиненных  перья  летят.  С  Алексеем
Петровичем у меня род прохлаждения прежней дружбы. Денис Васильевич этого не
знает, я не намерен вообще давать это замечать, и  ты  держи  про  себя.  Но
старик ваш человек прошедшего века. Несмотря на  все  превосходство,  данное
ему от природы, подвержен страстям, соперник ему глаза колет,  а  отделаться
от него он не может и не умеет. Упустил случай  выставить  себя  с  выгодной
стороны в глазах соотечественников, слишком уважал неприятеля, который этого
не стоил" {ПССГ, т. III, с. 195).  О  неудачном  ведении  Ермоловым  военной
кампании писали и другие, в том числе и безусловно сочувствующие ему, - см.,
например, с. 90, 158 наст. изд. Дружба Грибоедова с Ермоловым была  освящена
и семейными преданиями (в доме бабки Грибоедова, Марьи Ивановны,  урожденной
Аргамаковой, во втором браке Розенберг, находилась штаб-квартира офицерского
заговора против Павла I, участие в котором принимал молодой Ермолов,  -  см.
Шторм, с. 141), и засвидетельствована множеством доброжелательных отзывов  в
грибоедовских письмах. Как бы то ни было, дружба эта в 1826 г. оборвалась.

               ИЗ "ЗАПИСОК, В РОССИИ ЦЕНЗУРОЙ НЕ ПРОПУЩЕННЫХ"

     По книге: Д.  Давыдов.  Записки,  в  России  цензурой  не  пропущенные.
Лондон-Брюссель, 1863, с. 44-48.

     Впервые в несколько иной редакции мемуары о Грибоедове были включены  в
состав "Воспоминаний о 1826 годе" (Д. В. Давыдов. Сочинения, ч. I, изд. 4-е.
М., I860, с. 12-19). Ряд  выдержек  из  этих  "Записок"  перепечатал  М.  П.
Погодин в статье "А. П. Ермолов. Материалы для его биографии" (РВ,  1863,  Ќ
12, с. 583-584). На  эту  публикацию  полемической  статьей  "Биографические
известия о Грибоедове" откликнулся Д. А. Смирнов  (напечатана  после  смерти
Смирнова; см. Беседы в ОЛРС, вып. 2, 1868, с. 6), где, в  частности,  писал:
"Даровитый писатель Грибоедов так же не мог довольствоваться  славой,  столь
справедливо заслуженной им в литературном мире, как и  был  чужд  служебного
честолюбия. И слава, и служебная почесть достались ему сами собой.  Ни  той,
ни другой он не добивался ..."

     1 Правильно: "В Екатеринограде" (то есть в Екатериноградской Станице).
     2 Об отношениях Грибоедова с Коргановым см. с. 354 наст. изд.
     3 Мемуарист в данном случае  излагает  официальную  версию  о  разгроме
русской миссии в Тегеране.
 Доступный сайт — создание сайтов по низким ценам      Рейтинг@Mail.ru