ГлавнаяСологуб Фёдор → Лелька - чтение
0 из 5
Рейтинг
произведения
 Проголосовало человек: 0
 Поставьте свою оценку: 
Автор: Сологуб Фёдор

Лелька

           Вечерело.  Я  шел  за  город  побродить  на берегах нашей мелкой,
порожистой  реки.  В  старину  она  была многоводна, пролегал по ней великий
путь  из  Чуди  в  Русь,  -  а теперь она давно ух обмелела, сжалась в своем
широком  русле,  как червяк на зеленом листе, и затихла, - и сжался, затих и
приуныл  над  ее  берегом,  извилистым  и  крутым,  когда-то  богатый  город
Тихий-Омут.
           Вечер  стоял  тихий,  теплый,  благоухающий  свежими  веяниями не
жаркого  лета,  полный  очарования,  как  нежная колыбельная песенка. Солнце
было  уже  низко:  багряно-желтый круг его почти касался мглисто-синей черты
горизонта;   темно-лиловые  тучки  с  золотыми  краями  были  разбросаны  по
розовому  небу  заката.  Все  небо  заливали  восхитительно  мягкие переливы
голубых,  алых  и  палевых оттенков; узкие полоски тонких облачков желтели и
белели  на нем, как прилипшие к нарядному платью засохшие стебли. Прощальные
солнечные  лучи  убирали в пурпур бедные городские лачуги. Серая пыль иногда
подымалась  от  набегавшего  ветра, влеклась по немощеным улицам, и тихонько
ложилась на землю.
           Я  вышел на обрывистый берег реки. Откосы другого берега начинали
терять  свои  ярко-пунцовые краски; только верхи крутых обрывов еще сверкали
темно-красною,  как  медь,  глиною. Внизу слегка дымился туман, еще почти не
видный,  заметный лишь по тому, как скрадывались им очертания берега: словно
прильнула  река  близко-близко  к обрывистым берегам, и, тая, целовала их, и
таял угрюмый берег, целуя журчащую воду.
          Глинистая тропинка бежала между откосами берега и широкими полями.
Кусты  ползли  вниз  по  откосам,  цепляясь  за  землю  изогнутыми ветвями и
схватываясь  ими друг с другом, словно сгорбленные старушки, тихо ползущие в
гору. Становилось в воздухе свежее.
          Берег понижался. В прозрачной полумгле, которую ласково бросали на
меня  ивы  с  пониклых  ветвей  своих, меня обнимала нежная прохлада; воздух
вливался  в  грудь,  как  сладкий  напиток,  возбуждающий трепет сил и жажду
жизни, навевающий отрадные мечтания. Легкая задумчивость овладела мною.
           Вдруг  услышал я детский голос, звонко и отчетливо выговаривающий
стихи:

      Не  знаю  отчего,  но на груди природы,
      Лежит ли предо мной полей немая  даль,
      Колышет ли залив серебряные воды.
      Иль простилает лес задумчивые своды,
      В душе моей встает неясная печаль...

           А  вот и он, маленький чтец. Лицом к реке, под ивою, прислонясь к
ее  стволу  спиною  и  рассеянно  глядя  вдаль,  сидел  тоненький  мальчик в
ситцевой   рубахе  и  помятой  шапке.  Ему  по  лицу  можно  было  дать  лет
тринадцать;   он  был,  очевидно,  мал  для  своего  возраста.  На  бледном,
нервно-подвижном  лице,  слегка  смуглом  и  загорелом мечтательно теплились
кроткие  карие  глаза.  Так  они  пристально  смотрели  куда-то  далеко, что
мальчик и не видел меня, даже когда совсем близко подошел я к нему.
           Он  говорил  стихи  на  память, и, сложив руки на коленях, слегка
покачивался  взад  и вперед. Говорил он их задушевно и просто, как будто это
были  не  чужие  для  него  слова.  Было  так  странно  видеть  этого босого
мальчугана, который читает стихи, вряд ли ему вполне ясные.

     Она - всегда немая Галатея,
     А я - страдающий, любя, Пигмалион...

     - закончил мальчик и повел вперед сжатыми руками.
           Я молча стоял сбоку, немного позади его. Он повернулся, бросил на
меня рассеянный взгляд, приметил меня и быстро вскочил на ноги.
     - Хорошо ты читаешь, молодец! - сказал я.
           Он  покраснел  и  молчал.  Видно было, что ему хочется уйти. Но я
решил  как-нибудь удержать его. Невдалеке от реки я заметил небольшой домик,
старенький, погнувшийся, с небольшими, тусклыми окнами.
     - Ты не здесь ли живешь? - спросил я, показывая на эту лачугу.
     - Да, - тихо ответил мальчик.
             Это  был  самый  крайний  дом  подгородной  слободы  Подолешья,
населенный  бедным  людом.  На  плетне,  которым  обнесен был двор, я увидел
растянутые  сети.  У  берега  виднелась  лодка,  привязанная  не  прочною, с
узлами, бечевкою к тому дереву, под которым мы стояли.
     - А это - твоя лодка? - спросил я.
         -- Отцова, - ответил мальчик.
     - А ты с нею справишься? Мальчуган легонько усмехнулся.
     - Справлюсь, что ж, - сказал он.
     -  Так прокати меня по реке. Я тебе заплачу, - сказал я. Мальчик глянул
на меня и ответил:
     - Ладно, вот только у отца спрошусь.
           Он  побежал в избу. Через минуту на пороге ее показался хозяин, -
маленький,  тощий  человек с мочальною бородкою и смирною улыбкою на бледном
лице.  Он  подошел  ко  мне,  кланяясь  с некоторым подобострастием. Я и ему
сказал, чего хочу. Он вызвался сам сесть со мною. Я отказался.
     - Справимся с мальчуганом, - сказал я.
         Тогда он суетливо задвигался по двору, покрикивая на сына:
     - Ну живей, живей, Лелька, пошевеливайся.
          Лелька побежал в сарай за веслами, потом в избу, собрался в миг, -
и  выбежал  ко мне. Вот уселись мы вдвоем на узеньких и неудобных беседочках
лодки; вода тихо зашумела под веслами. Мы плыли вниз по течению.
           Я  скоро  взял у мальчика весла, и стал посреди лодки. Мальчик не
обнаруживал  большой охоты говорить, и вначале только отвечал на вопросы. Но
мало-помалу мы разговорились.
     - Любишь ты стихи? - спросил я.
     -  Люблю, - ответил он, слегка краснея, и прибавил вдруг, засмеявшись и
весело взмахнув головою: - я много стихов знаю.
     - Учишься где-нибудь? - опять спросил я.
     -   Учусь,  как  же,  -  в  городское  училище  хожу.  Прежде  ходил  в
приходское.  Кончил  там,  -  отец  меня  сперва  хотел к сапожнику отдать в
ученье,-  а я ему говорю: я лучше, говорю, в городское училище поступлю, там
тоже  мастерская  есть.  Ну  отец  и согласился. Я в поступил в училище, и в
столярную  стал  тоже  ходить,  у нас при училище есть столярная. Теперь еще
два года остается.
           Меж  тем  вечерняя  мгла  сгущалась  внизу,  и только на небе еще
теплились  розоватые  потухающие  отблески  догоравшего  дня. Плеск весел по
воде  раздавался  мягко и звучно. Было тихо, - мы тихо разговаривали, берега
медленно двигались, течение несло нас вперед.
           Берега  раздвинулись,  река  разлилась  вдвое  шире,  заструилась
ленивей  и  глаже;  перед  нами  легла  сероватая  гряда  камней, мельничная
запруда.  Все  слышнее  и  слышнее доносилось до нас журчание воды, которая,
лениво  переливаясь  через плотину, падала на фашинник и камни. Мы подъехали
близко  к  запруде,  -  и  повернули  назад.  Опять  береговые тени побежали
навстречу взмахам весел.
          Я попросил мальчика прочесть мне еще какие-нибудь стихи. Он сперва
застыдился,  но потом все-таки прочел мне два стихотворения, - из Лермонтова
и  Некрасова.  Мне  стало  грустно;  рассеянно  слушая, вспоминал я, что все
подростки,  все  юноши,  которых  я встречал, предпочитали стихи с печальным
содержанием.
         Он помолчал.
     -  А  вот,  я  вам  еще  скажу стихи, - промолвил он, слегка дрогнувшим
голосом, почему-то смущаясь больше прежнего.
     -  Прочти, милый, - сказал я, - ты хорошо читаешь. Он сказал незнакомое
мне стихотворение. Сначала голос его был
          робок и тих, но мальчик быстро справился со своим волнением. Стихи
были слабы по форме, но подкупали искренностью и
         свежестью чувства.
     -  Чьи  же  это стихи? - спросил я, когда он кончил. Мальчик покраснел,
замялся, поежился и сказал тихонько:
     -  Мои.  Самодельные,  -  прибавил  он,  и  глянул на меня смущенными и
смеющимися глазами.
     - Вот как! - сказал я с удивлением, - так ты, брат, сочинитель!
     - Да. Только вы отцу не сказывайте, что я вам читал.
     - А что?
     - Да уж так. Пожалуй, опять достанется.
     - А уж доставалось?
         Мальчик помолчал немного, - и начал рассказывать по порядку:
     -  Сочинять-то  стихи  я давно начал, а только показать их некому было.
Вот  в  прошедшую  зиму  я  и надумал, дай, думаю, покажу их учителю. Ну, он
прочел,  -  ничего,  похвалил, - говорит, надо работать, ты, говорит, можешь
научиться  хорошие  стихи  писать.  Стал  мне  книжки  давать. Вот от него и
другие  наши  учителя  узнали. Ну, вот, раз и вышло так, что меня батюшка по
священной  истории  урок  отвечать вызвал, а я не выучил в тот раз. И совсем
не  от  стихов,  а  вовсе  другая  причина  была.  А  батюшка и говорит: ты,
говорит,  только  стихи  сочиняешь,  а  уроков не учишь; еще и на нас, может
быть,  спасквили  пишешь,  говорит;  погоди,  говорит, вот я уже твоему отцу
скажу.  Отец  у него печи тогда как раз чинил. Вот батюшка ему в тот же день
на меня нажаловался.
         Он опять помолчал, внимательно посмотрел на меня, и продолжал:
     -  Ну,  мне  от  отца шибко попало. Взялся, говорит учиться, - это отец
мне  говорит,  -  так учись, а глупостями не занимайся. Денег-то у меня нет,
говорит,  шальных,  чтобы  Ты  попусту  в  школе  околачивался,  к  шорнику,
говорит,  отдам в ученье, коли еще чуть что. А коли в школу, говорит, хочешь
ходить,  так о пустяках и не думай. И взял все мои тетрадки со стихами, да и
пожег.
           Он  досадливо  и стыдливо нахмурился при этих словах: видно было,
что он сильно жалел об этих пожженных тетрадках.
     - Так как же ты теперь? - спросил я.
     -  А  теперь  я потихоньку пишу, и никому не показываю. Становилось все
темнее,  надвигалась  ночь.  Мне  было  грустно  и странно смотреть на этого
мальчика.   Что   из   него  выйдет?  Мечта  представляла  мне  угол  сарая,
полуосвещенный  отблесками  тонких солнечных лучей, пыльными спицами бегущих
из  многочисленных  щелей  в  стенах  и  в  потолке; там, на сене, мальчик с
пылающим  лицом  и с блестящими глазами; в руках у него карандаш и тетрадка;
взволнованно   дышит   грудь,   озабоченное  лицо  выдает  тайну  недетского
напряжения  мысли. Не преждевременно ли это напряжение? Не бесплодно ли оно?
Или   и   точно   это   сила,  стремящаяся  найти  себе  исход  в  свободной
деятельности, - сила, которая победит препятствия?
           Лодка причалила к берегу возле городского бульвара. Я молча вышел
из  лодки на шаткие доски, прилаженные для прачек, и опустил в Лелькину руку
две  серебряные  монеты.  Он  весело  поблагодарил  меня,  сунул  деньги, не
поглядев  на  них,  в  карман,  уселся,  и  веслом отпихнул от берега лодку.
Плеснули  весла,  жалобно  зароптали  речные  струи, плещась и разбегаясь, и
повлекли за собою, в мглистый туман, остроносый челнок.
     -  Покойной  ночи, - крикнул мне Лелька с реки, заметив, что я еще стою
на берегу.
            Звонкий  голосок  пронесся  в  ночной  тишине,  словно  бряканье
колокольчика,  разбудил  где-то  далеко  слабый  и  короткий  отголосок, - и
затих. И скоро затихли в отдалении мерные всплески весел.
     
     
     Впервые - в газете "Южное обозрение" (1897 г., N 305, 16 ноября).

Другие известные произведения этого автора:


15 самых популярных авторов:
1. Пушкин Александр2. Чехов Антон3. Тургенев Иван4. Лесков Николай5. Гоголь Николай6. Толстой Лев7. Лермонтов Михаил8. Островский Александр9. Есенин Сергей10. Некрасов Николай11. Салтыков-Щедрин Михаил12. Блок Александр13. Толстой Алексей Константинович14. Тютчев Фёдор15. Жуковский Василий

Биографии авторов:
Биография Грибоедов Александр Сергеевич
Биография Рылеев Кондратий Фёдорович
Биография Лермонтов Михаил Юрьевич
Биография Пушкин Александр Сергеевич



© lit-classic.ru — Русская классическая литература.